— Нет.

    — Ты их ненавидишь?

    — Нет. Я не знаю. Все сложилось иначе, чем я думала. Себастьян... я люблю его.

         — Хелена!

   — Я знаю. Это безумие. Но, в общем, все это было безумием.

   — Ты влюблена. В него. В Скафони. О Боже.

    — Я беспокоюсь о тебе, Эми.

    — Я знаю, и мне жаль, что заставляю тебя волноваться, но я должна сделать это по-своему. Мне нужно со всем смириться. Хорошо?

    Я киваю, хотя она меня не видит: — Хорошо. Я понимаю.

    — Спасибо, Хелена. Ты можешь звонить мне в любое время, хорошо?

    — Позвоню и еще раз позвоню. Береги себя и я люблю тебя, сестренка, — чувствую, как слезы согревают мои глаза.

    — Я люблю тебя. И ты будь осторожна.

    Мы кладем трубку, я иду в ванную и умываю лицо. Я смотрю на себя в зеркало, немного приподнимаю рубашку, чтобы посмотреть на свой живот. Он еще плоский, но еще рано. Всего четыре-шесть недель, как сказал врач. Моя грудь уже немного полнее и нежнее. Я даже не заметила. Но опять же, много всего произошло.

    Я не готова к рождению ребенка.

          Я не готова завести его с ним.

    И потом, есть еще одна вещь.

    Что если это не его ребенок?

    Что, если это Грегори?

Тридцатая глава

Себастьян

Следующие несколько недель будут напряженными. Хелена по-прежнему с трудом справляется с едой, и стресс от всего этого давит на нее.

    Черт, это давит на меня, как тонна кирпичей.

    Ребенок.

    Она, блядь, беременна.

    Этого не должно было случиться. Это не часть плана.

    Хотя, что это за план? Какого черта он вообще был?

    Взять Девочку-Уиллоу.

    Сломать ее.

    Таков был план.

    Разрушить жизнь, как это делаем мы, мужчины Скафони.

          Разрушить нашу собственную в процессе.

    Я не должен был влюбиться в нее.

    Я даже не знаю, когда это случилось. Как это случилось. Но я влюбился, и теперь она носит моего ребенка.

    Или ребенка моего брата.

    Что, черт возьми, мы будем делать, если это его ребенок? Что она захочет сделать?

    Я просто не могу пока об этом думать. Нет, пока мы не получим результаты теста на отцовство, который будет сегодня. В начале недели у Хелены взяли кровь и мазок с моей щеки. Доктор Прайс получил результаты теста сегодня утром.

     Хелена ведет себя тише, чем обычно, и мы не говорили о том, что будем делать. Я понятия не имею, о чем она думает и где ее голова.

    Когда мы приехали, медсестра сразу же отвела нас в кабинет врача. Я не знаю, что доктор Прайс думает об этом тесте на отцовство, и, откровенно говоря, мне наплевать, но как только мы уселись, она открывает папку и достает конверт, в котором лежат результаты. Она улыбается нам немного неловко, и я понимаю, что сижу на краю своего кресла, когда Хелена протягивает руку, чтобы коснуться меня.

    Мы обмениваемся взглядами, и я просовываю ее руку между своими, пока доктор поправляет очки и читает результаты.

    — Ну как? — спрашиваю я с тревогой.

    Она улыбается, переворачивает документ и подталкивает его к нам.

    — Ты - отец, Себастьян.

    Хелена шумно выдыхает.

    Я поворачиваюсь к ней, улыбаюсь, не понимая, насколько я был напряжен. И меня удивляет волнение, которое я испытываю.

    — Итак, Хелена, в твоей крови также обнаружен более высокий, чем обычно, уровень ХГЧ...

    — Что это? — спрашиваю я, — Это проблема?

    — Гормон, вырабатываемый во время беременности, и нет, это не проблема, — отвечает она с улыбкой. Она снова поворачивается к Хелене, — Учитывая историю многоплодной беременности в вашей семье, я буду чувствовать себя лучше, если мы сделаем УЗИ.

    — Множественные? — спрашивает Хелена, звуча потерянно.

    — Это может быть пустяком. У некоторых женщин уровень этого гормона выше, и они вынашивают одного ребенка. Нам нужно сделать УЗИ, чтобы быть уверенными.

    Хелена немного потеряла цвет.

    Я поворачиваюсь к доктору.

    — Почему бы вам не дать нам несколько минут, — говорю я.

    Доктор кивает и выходит из комнаты.

    Из глаза Хелены катится слеза, и она вытирает ее.

    — Почему ты плачешь?

    — Я рада, что он твой, но...

    — Ты счастлива?

    Она смотрит на меня: — Это очень быстро. Не нормально.

    Да. Ну, а что было нормальным во всем этом?

    — Ничего, — она смотрит на свои колени, и беспокойство прорезает ее бровь.

    — Хелена?

    Она переводит взгляд на меня: — Я не готова к этому.

    Я чувствую, как напрягается моя челюсть: — Мы можем поговорить об этом.

    — Что если... что если их будет четверо? Четыре девочки?

          Я вытираю слезы с ее лица большими пальцами и поднимаю ее к себе на колени.

    — Что, если это уже происходит снова? — спрашивает она, уткнувшись мне в грудь, — Цикл уже начался.

    — Это не так. Все закончилось.

    Она слегка качает головой.

    — Все кончено, Хелена. Не будет еще одной жатвы Девочки-Уиллоу, — наклоняю ее лицо вверх, чтобы она посмотрела на меня, — Я клянусь. Это мы закончили. С этим рождением, будь оно одно или четыре, все закончено. Наследие Девочки-Уиллоу, с ним покончено. И что оно сделало за эти столетия? Разрушило обе семьи. Настроило брата против брата. Дочь против матери. И причинило слишком много боли и страданий.

    Она прижимается головой к моей груди и касается моего лица кончиками пальцев.

    — Семьи снова объединятся, но на этот раз это будет по любви, а не из-за жадности, — говорю я, — Я люблю тебя, и у меня будет от тебя один ребенок, или четыре, или дюжина. Мне все равно. Я люблю тебя. И что бы это ни было, мы сделаем это вместе, ты и я, — она кивает.

    — Готова?

    Ее улыбка колеблется, но я встаю и сжимаю ее руки. Я буду достаточно сильным для нас обоих.

    — Доктор, — зову я.

    Доктор Прайс снова входит, и через несколько мгновений Хелена лежит на столе, а мы все смотрим в монитор и слышим эхо, звук, когда доктор находит ребенка.

    Ребенка.

    Всех четверых.

Эпилог. 1

Хелена

Месяц спустя

Себастьян прав. Моя тетя Хелена была права.

    Мы покончим с этим, он и я.

    Я буду последней Девочкой-Уиллоу.

    Мы сидим в кабинете Джозефа Галло, он обсуждает контракт на своем столе. Это новый контракт, составленный Себастьяном, по которому права на поместье и землю Уиллоу переходят ко мне. Он также знаменует символический конец захвата Девочек-Уиллоу.

Я разговаривала с родителями через несколько дней после визита к врачу. Я не сказала им о беременности. Я не сказала им о Себастьяне и обо мне. После разговора с Эми, когда она спросила меня, ненавижу ли я их, я не могла выбросить этот вопрос из головы.

    Они знают, что дом переводится на мое имя. Они также знают, что я планирую снести его до того, как продам землю.

    Это дом, в котором Мариус Виллоу взял свою невесту, Анабель Скафони. Здесь все это началось. И я положу этому конец.

    Как только земля будет продана, я отдам им деньги, разделю их между родителями и сестрами, потому что мне не нужно ни копейки. Я не хочу иметь ничего общего ни с этим, ни с ними, потому что я зла. Я злюсь на всех них.

    Мои родители продали меня. Они продали бы любого из нас. И мои сестры жили на эти деньги. Я не могу их простить, пока не могу. Может быть, никогда.

    Но я не думаю, что ненавижу их.

    Себастьян предлагает уничтожить тяжелый фолиант, содержащий записи Девочек-Уиллоу, — но вместо этого я беру его. Я хочу сохранить его. Уиллоу должны хранить их. Должны помнить о них, потому что их семьи тоже были отвергнуты. Проданы. Их жизни разрушены.

    И держать его под мышкой, когда мы выходим из этого здания, это как сестринское братство. И это правильно. Так же правильно, как неправильно было то костяное кольцо.