— Оставайся в постели, или я заставлю тебя остаться, — предупреждаю я.

          — Я не сомневаюсь, что ты это сделаешь. О чем еще ты лжешь? Что там еще есть?

          — Я чуть не потерял тебя, Хелена, — отступаю назад, слыша свои собственные слова.

          — У тебя никогда не было меня, Себастьян.

          Ее слова ударили меня, как удар кулаком в живот. Я наблюдаю за ней, потираю подбородок, вижу, как она сдерживает рыдание.

          — Ты устала. Тебе нужно поспать, чтобы ты могла ясно мыслить, — говорю ей и подхожу к двери.

          — Я хочу домой.

          — Нет.

          — Отпусти меня домой. Я хочу домой! — я поворачиваюсь к ней, делаю шаг навстречу.

          — Домой? — огрызаюсь. Я понимаю, что не должен использовать такой тон, но это происходит, — Домой к кому?

          Она вздрагивает, как будто я ее ударил.

          Я заставляю себя остановиться, держаться подальше от нее, прежде чем встряхну ее, чтобы она поняла.

          — Покончи с этим. Ты можешь покончить с этим! — кричит она.

          — Люсинда лгунья, Хелена.

          — Ты лжец, Себастьян!

          — Все не так просто.

          — Просто отпусти меня!

          Я ударяю кулаком в стену: — Нет!

          Хелена вздрагивает, ее глаза расширяются. Я вижу страх в них.

          Она боится меня.

          — Почему нет? Почему ты не хочешь меня отпустить? Почему ты хочешь удержать меня, когда я не хочу быть твоей?

          Я чувствую, как у меня сжимается челюсть. Чувствую тяжесть цемента в животе.

          — Ты не это имеешь в виду.

          — О, я серьезно.

          — Ты устала. Тебе нужно отдохнуть. Я пришлю медсестру, чтобы она дала тебе успокоительное.

          — Мне не нужно гребаное успокоительное.

          Она снова откидывает одеяло, и на этот раз, когда она встает с кровати, я обнимаю ее за талию и заставляю лечь на спину.

          — Медсестра, — зову я, мой голос снова звучит ровно.

          — Отпусти меня!

          — Не дави на меня, Хелена. Не сейчас.

          — Сейчас для тебя неподходящее время?

          Она сопротивляется, и я должен быть осторожен, чтобы не причинить ей боль.

          — Тебе нужно отдохнуть. Поправляться. Тогда мы и поговорим.

          — Я закончила говорить. Я хочу уйти.

          — Ты не можешь уйти.

          — Пожалуйста!

          — Не заставляй меня привязывать тебя.

          — Ты хорош в этом, не так ли?

          — Есть вещи, которые ты не понимаешь. Ты должна доверять мне...

          — Доверять тебе? — она смеется, прекращая борьбу, — Я тебе не доверяю. Я никогда больше не буду тебе доверять.

          Медсестра входит в комнату и берет иглу с медицинского лотка на комоде.

          Хелена смотрит на нее, наблюдает, как она готовит инъекцию.

          — Я просто хочу домой, — она поворачивается ко мне, ее голос мягче. Умоляет, слезы наполняют ее глаза.

          Я сажусь на край кровати и сажаю ее к себе на колени, крепко прижимая к себе, чтобы упомянуть.

          Она начинает плакать, всхлипывать.

          — Мне жаль, Хелена. Мне жаль, что это случилось с тобой.

          Медсестра подходит к нам.

          — Я этого не хочу, — говорит Хелена, глядя на шприц, — Я ничего не хочу.

          Она извивается у меня на коленях, пытаясь освободиться. Мои руки прижимают ее ко мне, прижимают к себе.

          Глаза Хелены широко раскрыты, и она отчаянно качает головой, когда я киваю медсестре.

          — Я ничего не хочу. Пожалуйста!

          — А теперь успокойся. Это просто для того, чтобы помочь тебе заснуть.

          — Я не хочу спать.

          Но уже слишком поздно. Я держу ее руку неподвижно, пока медсестра вводит иглу, и лекарство действует быстро. Хелена обмякла еще до того, как ствол шприца полностью опустел.

          — Я не хочу спать, — снова пытается сказать.

          Я встаю, поднимаю ее, укладываю и укутываю одеялом. Медсестра уходит, закрыв за собой дверь.

          — Ты почувствуешь себя лучше, когда проснешься.

          — Не буду.

          — Ты будешь. Это еще ненадолго, — говорю я, убирая волосы с ее лица, пока она изо всех сил пытается держать глаза открытыми, — Совсем ненадолго.

          Я подхожу к двери.

          — Себастьян? — окликает она, останавливая меня.

          Я поворачиваюсь, моя рука на дверной ручке.

          — Я все еще Девочка-Уиллоу?— она лежит на боку, ее глаза полуоткрыты.

          — Кем еще ты могла бы быть?

Четвёртая глава

Хелена

У меня рот словно забит ватой. Мне слишком тепло, и я сбрасываю с себя одеяло, отворачиваюсь, но когда я это делаю то чувствую его запах. Я чувствую запах Себастьяна на подушке. На простынях.

          Я помню.

          Я открываю глаза, а вокруг темнота. Но не такая, как в той подземной камере, а ночная.

           Я не одинока.

          Лунный свет проникает в окно, освещая фигуру, прислонившуюся к стене и наблюдающую за мной.

          Мне требуется несколько минут, чтобы полностью открыть глаза и сосредоточиться. Я подтягиваюсь к изголовью кровати, но это требует некоторых усилий. Мне кажется, что я двигаюсь в замедленной съемке, когда я смотрю на тумбочку, а затем на чашку, которая находится на поверхности.

          Вода. Мне нужна вода.

          Но у меня возникают проблемы с тем, чтобы заставить свою руку работать так, как она должна. Мне лишь удается опрокинуть стакан, расплескивая содержимое. Я смотрю, как он скатывается с тумбочки и беззвучно падает на ковер.

          Он движется — тень.

          Он отрывается от стены.

          Я смотрю на него снизу вверх, и когда он подходит ближе, я отшатываюсь. Когда он достаточно близко, и его лицо освещено, я вижу, что это Грегори.

          Он берет стакан, идет в ванную и через мгновение возвращается с полным. Он садится на край кровати и подносит его к моим губам, и я пью, не сводя с него глаз.

          Когда стакан пуст, он ставит его на тумбочку, но продолжает смотреть на меня.

          — Это был ты? — спрашиваю.

          — Что?

          — На лодке. Это был ты?

          Мне кажется, он прищуривает глаза, но я не могу быть уверена в этом, потому что вокруг слишком темно.

          — Ты думаешь, я имею к этому какое-то отношение?

          — А ты?

          Он фыркает, встает с кровати и снова прислоняется к стене: — Если бы я хотел похитить тебя, то давно бы это сделал.

          Я не знаю, верю ли я ему. Он такой непринужденный, такой расслабленный. Как будто он часть всего этого, но нет. Как будто он наблюдает со стороны. Ожидает.

         — Что ты здесь делаешь? — я спрашиваю.

         — Честно говоря, не совсем знаю, — он понимает плечом.

          — Где Себастьян?

          — Он кладет руку на подбородок, потирает его жесткую линию.

          — Хочешь, я приведу его для тебя?

          Я не могу сказать, саркастичен он или нет, но отрицательно качаю головой.

          — Хм, — он подходит ко мне, и я натягиваю одеяло, — Я не знаю, что ты ему сказала, но послушай моего совета и не повторяй этого снова.

          — Почему я должна следовать твоему совету?

          — Потому что все меняется, Девочка-Уиллоу.

          Я сглатываю, и думаю, что он видит мое беспокойство из-за его предупреждения.

          — Ты, я и Себастьян, теперь только мы. И все меняется.

          Я содрогаюсь от его слов. На тонко завуалированную угрозу: — Я не понимаю.

          — Ты была внимательна в мавзолее?

          — О чем ты говоришь?

          Он фыркает, ухмыляется.

          — У тебя короткая память, — он отталкивается от стены и идет к двери, — Спокойной ночи, Девочка-Уиллоу. Спи крепко.